На фото: святой праведный Иоанн Кронштадтский.

В единственной автобиографии отца Иоан­на говорится: «Я сын причетника села Сурского, Архангельской губернии. Дома, на шестом году, отец купил мне букварь, и мать стала преподавать азбуку. Тяжело давалась гра­мота. На десятом году меня повезли в Архангель­ское приходское училище...»

Родители определили Ивана на собственном содержании воспитанником в Архангельское приходское учи­лище, тратя на его учебу последние гроши. Иван сильно расстраивался, что не может оправдать отцовских надежд и хотя бы выучить­ся как следует читать.

На меня напала тоска, - рассказывает Иоанн Кронштадтский в своей автобиографии. - Вот тут-то и обратился я за помощью к Вседержи­телю, и во мне произошла перемена. В короткое время я продвинулся вперед настолько, что уже перестал быть последним учеником». С ним про­изошло такое же чудо, как пять столетий назад с отроком Варфоломеем, ставшим великим свя­тым Преподобным Сергием Радонежским. «И от­крыл мне Господь разум: я озарился светом Божиим - грамота стала мне ясна», - вспоминал об этом чуде отец Иоанн.

В 1851 году Иван Сергиев в числе лучших учеников Архангельской духовной семина­рии был направлен за казённый счет на учёбу в Санкт-Петербургскую духовную академию. В том же году внезапно умер его отец в возрасте всего сорока восьми лет. Чтобы помогать матери и сёстрам, Иван на время учёбы устроился рабо­тать писарем в канцелярии академии за девять рублей ежемесячного жалования и весь свой за­работок отправлял в Суру.

Вскоре, настоятель Кронштадтского храма, протоиерей Констан­тин Несвицкий, собрался по старости выходить на пенсию. В храме освобождалось место священника, и настоятель надеялся при­нять на него того, кто возьмёт замуж его дочь. Иван Сергиев и Елизавета Несвицкая познако­мились, а вскоре и обвенчались. Отец Иоанн был рукоположен в сан иерея, после чего он получил назначение в штат Кронштадтского Ан­дреевского собора третьим священником.

Помимо пьяных матросов и женщин лёгкого поведения, в Кронштадте немало было и других сомнительных личностей. Остров являлся местом администра­тивной ссылки из северной столицы бродяг, ни­щих и «мелкостатейных» преступников.

После службы в храме молодой иерей Иоанн Сергиев шёл в бедные районы Кронштадта и де­лал то, что было в его силах: покупал на свои деньги лекарства и одежду, помогал определить детей бедняков в бесплатные школы, увещевал их отцов-пьяниц. Случалось, отец Иоанн отдавал нищему, которого встречал по дороге, свои сапо­ги, а сам возвращался домой босиком. Вера в Бога у отца Иоанна Кронштадтского была неразрывна с верой в человека, с неизбыв­ной надеждой на лучшее в человеке.

«Встань, поднимись. Ты ещё не так плох, как о себе думаешь. Бог укрепит тебя, - помолимся вместе», - говорил отец Иоанн тому, кто давно на себя махнул рукой. И его вера, под­виг неустанного человеколюбия меняли судьбы людей.

Иерей из Андреевского собора быстро стал в Кронштадте местной достопримечательностью: его знали все полицейские, судебные при­ставы, чиновники городской управы - он веч­но за кого-нибудь хлопотал и ходил по городу в окружении целой толпы нищих. Дошло до того, что по жалобе его супруги, цер­ковное начальство стало выдавать его жалование ей в руки, иначе он мог раздать нищим всё до последней копейки. Вскоре выяснилась ещё одна из ряда вон вы­ходящая подробность из жизни кронштадтского иерея Иоанна: он взял на себя подвиг девства и не имел с женой супружеских отно­шений (супруги воспитали как своих детей двух дочерей сестры матушки Елизаветы.

«Лиза! Счастливых семей и без нас с тобой довольно, - говорил отец Иоанн жене, - а мы от­дадим себя всецело Богу и ближним».

Матушка Елизавета не сразу сми­рилась с этим решением, часто побивала о. Иоанна, и ему приходилось убегать в лес, пока она не успокоится. Она даже обращалась с жалобой к Петербургскому митрополиту Иси­дору (Никольскому), который не раз вызывал от­ца Иоанна к себе и по разным поводам строго отчитывал.

Отец Иоанн упоминает в дневни­ке о своих слезах после резкого приёма у митро­полита, и прибавляет: «Ни разу за тридцать лет он меня не встретил по-отечески, добрым словом или взглядом, но всегда унизи­тельно, со строгостью и суровостью».

Даже в церковном служении в глазах церков­ного начальства и старших сослуживцев иерей Иоанн Сергиев не был безупречен: слишком бес­покоен и «неровен». Отец Иоанн призывал при­хожан причащаться не раз в год Великим постом, как все обычно делали, а как можно чаще. Молил­ся он тоже чересчур по-своему - од­ни слова во время богослужения шептал и говорил протяжно, другие вдруг выкрикивал или произ­носил скороговоркой. Создавалось впечатление, будто во время литургии он лично, один на один разговаривает с Богом, и кому-то из церковного начальства это казалось недопустимой дерзостью.

Со временем манера отца Иоанна вести бо­гослужение стала ещё более эмоциональной. Вот как описывает один из прихожан, не слишком благоволивший к кронштадт­скому пастырю: «Когда стал читать Евангелие, то голос его принял резкий и повелительный тон, а священные слова стали повторяться с каким-то истерическим выкриком: „Аще брат твой спро­сит хлеба, - восклицал он, - и дашь ему камень... камень дашь ему!.. Камень! И спросит рыбы, и дашь ему змею... змею дашь ему!.. Змею! Дашь ему камень и змею!“ Такое служение возбуждало не благоговение, а какое-то странное беспокой­ство, какое-то тревожное чувство, которое сооб­щалось от одних другим».

Вокруг неугомонного отца Иоанна не было атмосферы благостного, расслабленного умиро­творения - своим присутствием он будоражил совесть, мешал жить спокойно и беспечно. О. Иоанна сильно трепали бесконечные проработки у церковного начальства, и домашние сцены ревности.

С первых дней после посвящения в иерея отец Иоанн ежедневно вёл дневник, который называл историей своих грехопадений. Из многолетних дневниковых записей отца Иоанна Кронштадтского вырос­ла его книга «Моя жизнь во Христе» - настоящая энциклопедия духовной жизни.

Священника из Кронштадта всё чаще при­глашали в дома петербургской знати. Случаи исцеления больных, которых доктора признали безнадёжными, публиковали в петербургских га­зетах. Отца Иоанна стали называть новым рос­сийским чудотворцем. Сохранились воспоминания очевидцев его чудес, из которых понятно: главным и необхо­димым условием для свершения чуда были ве­ра и искреннее обращение к Богу самого страж­дущего. Всякий раз после исцеления безнадёжно больного отец Иоанн говорил торжественно: «Слава Богу, никто как Бог!»

Священник Василий Шустин описал визит отца Иоанна к его отцу, заболевшему горловой чахоткой, которому, по приговору докторов, оставалось жить не больше десяти дней. Послали теле­грамму отцу Иоанну. Когда он приехал и про­шёл к отцу в спальню, тот только хрипел, и умоляюще смотрел на батюшку. Тогда батюшка углубился в себя, и, обращаясь к отцу, спраши­вает: „Веришь ли ты, что я силою Божию могу по­мочь тебе?" Отец сделал знак головой. Тогда отец Иоанн велел открыть ему рот и трижды кресто­образно дунул. Потом размахнувшись ударил по маленькому столику, на котором стояли разные полоскания и прижигания. Столик опрокинулся, и все склянки разбились. „Брось всё это, - рез­ко сказал отец Иоанн, - больше ничего не нуж­но. Приезжай завтра ко мне в Кронштадт, и я тебя приобщу Святых Тайн. Слышишь, я буду ждать..."

На следующий день больного в морозную, ветреную погоду на санях повезли через море по льду в Кронштадт. По возвращении домой все раны в горле больного оказались затянуты, и делавший осмотр профессор Военно-медицинской акаде­мии по горловым болезням Н. П. Симановский во всеуслышание заявил: «Это невиданно, это пря­мо чудо!» После этого отец священника Василия Шустина прожил ещё двадцать пять лет.

Вместе с известностью к отцу Иоанну стали приходить деньги. Обычно он не отказывался от платы в домах петербургской знати, не слишком интересуясь, лежат в конверте пять рублей или пятьсот - все эти деньги шли на благотворительность. Священник из Кронштадта делал большие пожертвования на строительство храмов, в монастыри, школы, больницы, различ­ные благотворительные общества, говоря: «У ме­ня своих денег нет. Мне жертвуют, и я жертвую». За помощью к отцу Иоанну обращались пого­рельцы, бедные студенты, которым нечем было заплатить за учёбу, разорившиеся купцы. На его домашний адрес приходили сотни, а потом и ты­сячи писем с различными просьбами.

Ведением переписки отца Иоанна и денеж­ной отчётностью уже занимался целый штат се­кретарей. Через них проходили огромные сум­мы - по разным подсчётам, от ста пятидесяти тысяч до миллиона рублей в год. В то время месячное жалование писаря было 9 рублей. К слову сказать, некоторые помощники отца Иоанна сколотили себе на его популярности целые состояния, по­могая устраивать личные встречи с чудотворцем.

Теперь отец Иоанн раздавал милостыню ни­щим строго два раза в день: каждому по десять копеек утром на пропитание и ещё десять вече­ром - на оплату ночлега, чтобы не бродяжничали по городу. В некоторые дни количество просите­лей, которых прозвали «строем отца Иоанна», до­ходило до тысячи человек. В назначенное время неимущие выстраивались длинными шеренгами перед домом отца Иоанна, и каждый «десятый» получал рубль для раздачи десяти товарищам. Но всё равно эта помощь беднякам была каплей в море...

Через семнадцать лет своего священниче­ского служения отец Иоанн решил построить в Кронштадте Дом трудолюбия, чтобы люди мог­ли сами честным трудом зарабатывать себе на пропитание.

Десять лет ушло на его строительство.

Со временем Дом трудолюбия пре­вратился в целый рабочий городок, где в пенько­вых, картузных и швейных мастерских трудилось до семи тысяч человек. Здесь были бесплатная начальная школа, приют для детей-сирот, бога­дельня для неимущих стариков, ночлежный дом на сто с лишним коек, содержавшиеся на «Иоанновские миллионы» в образцовом порядке.

В 1895 году протоиерей Иоанн Сер­гиев был назначен настоятелем Кронштадтско­го Андреевского собора - до того он почти сорок лет служил в его штате одним из священников. Все эти годы - от безвестности и репута­ции городского юродивого до всероссийской славы - образ жизни отца Иоанна оставался не­изменным. Как всегда, он просыпался около че­тырёх часов утра, после келейной молитвы ехал в Андреевский собор, где проводил богослуже­ние, а примерно после полудня садился в каре­ту и объезжал по приглашениям дома жителей Кронштадта или ехал в Петербург. Спал отец Иоанн мало, примерно три-четыре часа, питался скромно, хотя, как он сам говорил о себе, «никогда не показывал себя ни постни­ком, ни подвижником».

Во время Великого поста отец Иоанн исповедовал часто от двух часов дня до двух ночи с неболь­шими перерывами, но принять всех желающих просто физически было невозможно - люди еха­ли исповедоваться со всей России. С какого-то времени на правах настоятеля отец Иоанн ввёл у себя в храме общую исповедь - новое и исключительное явле­ние в русской церковной жизни.

«После полного окончания литургии батюш­ка обратился к народу со словом, главное содер­жание которого - призывание всех к покаянию. Говорил он около часа времени, и речь его ды­шала искренностью и, как таковая, производила глубокое впечатление на народ. Окончив пропо­ведь, он властным голосом сказал: «Кайтесь все во всех грехах своих без утайки». Сам же, воздев руки, поднял глаза к небу и начал молиться Господу о ниспос­лании прощения грехов грешному народу. Поднимался общий вопль. Все начали громко называть свои грехи. Каждый был занят самим собою и не слушал других. Батюшка оканчивал свою мо­литву, но плач и крик не прекращались. Он смо­трел пристально то направо, то налево, смотрел на отдаленных, обращался к кому-то со словами „Кайся!“, „Смотри, не делай больше так!“ От этих его действий народ ещё больше плакал...» Так описывали очевидцы исповедь у о. Иоанна.

Имя отца Иоанна не сходило с газетных стра­ниц. Его враги и тайные недоброжелатели (а их было очень много) словно соревновались друг пе­ред другом в злословии и клевете. Смущали их и дорогая карета, в которой ездил отец Иоанн, и собственный его пароход, и дорогие рясы, и бриллиантовые кресты, которые он носил. Эти злословы, изображающие из себя праведников, не знали, что для самого отца Иоанна бриллианты были не дороже песка, который мы попира­ем ногами, что все знаки почитания и любви он принимал не для себя, а ради лю­бивших его, дабы не оскорбить их добрые чув­ства к нему и расположение к тому святому делу, которому служил он всю жизнь свою.

К почитателям о. Иоанна примкнули многочисленные мо­шенники, которые «причащали» в глубинке довер­чивый народ святой водой из Андреевского со­бора - «всего по рублику», торговали песком, по которому якобы ходил отец Иоанн, и под видом пожертвований для батюшки вымогали деньги. В Кронштадте появились якобы «филиалы» Дома трудолюбия, приюты и частные работные до­ма, где эксплуатировался детский труд. Громкие скандальные истории выходили на поверхность - и снова в них звучало имя кронштадтского пасты­ря, раздражая церковные власти и вызывая на­смешки либеральной общественности.

Больше всего отец Иоанн настрадался от обезумевшие женщин, которые даже кусали его в храме во время причастия, чтобы «прича­ститься святой кровью».

К началу XX века популярность отца Иоанна в России достигла невероятных масштабов: на­род почитал его, как нового Николая Чудотвор­ца, и, может быть, даже ещё больше, ведь чудеса происходили у всех на глазах. В каждом городе на ярмарках продавались большие фотографии отца Иоанна с надписью «Дорогой батюшка», платки, кружки и другие сувениры с его изображением, открытки с видами Кронштадта и Андреевско­го собора. Как рассказывает епископ Серафим (Чича­гов), однажды обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев, обеспоко­енный немыслимой популярностью кронштадт­ского пастыря, вызвал его в Петербург и спросил: «Ну вот, вы там молитесь, больных прини­маете, говорят, чудеса творите; многие так начи­нали, как вы, а вот чем-то кончите? - Не извольте беспокоиться, - ответил батюшка в своей святой простоте, - потру­дитесь дождаться конца!»

За несколько лет до кончины на отца Иоан­на было совершено покушение, о котором он не велел никому говорить, опасаясь погромов и бес­порядков. В тот день, как обычно, после службы его повезли к больному. «На заклание меня ве­зёте», - несколько раз повторил по дороге отец Иоанн своим спутницам, но они не придали зна­чения его словам. Когда вошли в квартиру, хозя­ева пропустили первым в комнату отца Иоанна и быстро заперли дверь на ключ, оттеснив со­провождающих. Женщины заподозрили нелад­ное, побежали за кучером. К счастью, кучер ока­зался человеком богатырской силы: он вышиб дверь плечом и увидел, как какие-то изуверы пы­таются задушить отца Иоанна подушками. Кучер разбросал убийц и на руках отнёс почти безды­ханного священника в карету.

«Однажды я приехал к нему, а он был очень болен. Матушка, жена его, говорит, что завезли его в какую-то трущобу и там жестоко избили, - вспоминает священник Василий Шустин. - Ма­тушка вообще мало нам рассказывала про жизнь отца Иоанна. Называла она его „брат Иоанн". Она хотела даже разводиться с ним, раз он не хочет жить с ней как с женщиной, и по­давала на него в суд. Но он был непреклонен, и она смирилась.

После покушения отец Иоанн долго болел и так до конца не поправился. Но больше всего его мучило другое: обладая даром прозорливо­сти, он говорил, какие страшные беды прине­сёт начавшаяся в России революционная смута.

В дневниковых записях за 1908 год о. Иоанн молится: «Господи, Владыко царств и наро­дов! Разгони вскоре изменническую Думу Государственную... избери угодных Тебе людей».

Кронштадтский пастырь скончался утром 20 декабря 1908 года на 80-м году жизни и был похоронен в Петербурге, в ос­нованном им Иоанно-Богословском монастыре.

Похороны не поддаются описанию – рыдала вся Россия. Заряд веры... в святом Иоанне Кронштадт­ском он был такой силы, что его хватило не толь­ко на современников, но и на несколько последу­ющих поколений, которым предстояли времена гонений.

В июне 1964 года Собор еписко­пов Русской Православной Церкви Заграницей признал «праведного отца Иоанна Кронштадт­ского Божиим угодником, и причислил его к лику святых, в земле Российской просиявших». А через 26 лет отец Иоанн Кронштадтский был про­славлен Русской Православной Церковью для общецерковного почитания. Аминь.